Перевод статьи про Айну Мэй Гаскин

More Photos »

Гаскин начала лекцию. Она рассказывает слушателям, что "вначале мы отправляли на роды в тазовом предлежании в больницу, но через какое-то время мы обнаружили, что прекрасно можем принимать их сами. Дети в ножном предлежании, самом "нехорошем", просто выскальзывали наружу!" Айне Мэй 72 года, но она энергична и подвижна как люди много моложе этого возраста. Ее седые волосы, длиной до плеч (длина сохраняется с тех времен, когда она носила множество косичек), распущены, у нее взлохмаченный вид. На ней джинсы, туфли для работы в саду и самовязанная кофта.
Айна Мэй Гаскин, давний критик американского родовспоможения, вероятно, самая значительная фигура в крестовом походе за доступность и легализацию домашних родов с акушеркой. Хотя сама она принимает роды без лицензии, ее приглашают читать лекции в самые крупные медицинские учреждения, где обучаются будущие медики, она выступает на конференциях по всему миру, а британский университет Темз Вэллей присвоил ей степень почетного доктора. Она - единственная акушерка, в честь которой был назван акушерский прием. Маневр Гаскин используется при дистоции плечиков, когда головка уже родилась, а плечики застряли в родовых путях.

Гаскин показывает видео родов, произошедших в 80-е годы.
Джуди и Брэд приехали на Ферму из другого штата, потому что их акушерка отказывалась принимать роды в тазовом предлежании.

Как не стало бы и большинство американских врачей и акушерок. В 2001 году Американский Колледж Акушеров и Гинекологов (ACOG) рекомендовал кесарево сечение как оптимальный способ родоразрешения при тазовом предлежании. Хотя в 2006 году эти рекомендации были несколько изменены, более 90% детей в тазовом предлежании по-прежнему рождаются кесаревым сечением, и Ферма - одно из немногих мест в Соединенных Штатах, где до сих пор умеют принимать естественные роды в тазовом предлежании.

На видео после 5 часов потужного периода, появляются ягодички малыша. Его мошонка распухла от давления. Джуди издает непередаваемые звуки - что-то среднее между горловым пением и кудахтаньем курицы, - и ягодички постепенно продвигаются наружу.

Айна Мэй останавливает просмотр. "Главная опасность для ребенка в тазовом предлежании - это то, что головка, самая крупная часть тела, выходит последней и может застрять, - объясняет она слушателям. - Если тело родилось до пупка, у вас есть шесть-семь минут до начала гипоксии, но тянуть за ребенка, пока не видно шеи, не надо, ребенка можно травмировать," - говорит Гаскин.

Она снова включает видео, чтобы показать, как ситуация развивается дальше. Тельце родилось уже до груди, но ручки вместе с головой все еще в теле матери. На ДВД Гаскин, более молодая, в сарафане, двигается без малейшего признака нервозности. Она активно покачивает торс ребенка, чтобы высвободить его. Одна ручка показалась, но Гаскин не может достать до плечика и вывести его. Горловые звуки нарастают.

Гаскин оставляет наполовину рожденное тельце свободно свисать с края кровати. Используя вес тела малыша, чтобы переместить головку в более подходящее положение, она вытаскивает его, следом выливаются воды, окрашенные кровью. Ребенок выглядит немного вялым, но после активного растирания и нескольких "глотков" кислорода из баллона, начинает кричат. Через минуту Джуди радостно кричит другой акушерке с Фермы:"Памела, мы родили!"

Впервые я услышала о Гаскин, когда в прошлом году забеременела. В Бруклине, где я живу, ее книги о родах - стандартная часть "набора для беременной", поэтому я получила "Гид родов Айны Мэй" и два экземпляра "Духовного Акушерства" от трех разных знакомых. В своем современном, четвертом, издании "Духовное Акушерство" - это волнующий рассказ о работе акушерок на Ферме в 1975 году. Рассказ о том, как Гаскин и другие женщины обнаружили, что роды могут привести к состоянию эйфории, к открытию в себе уникальной женской силы. В байках от первого лица (где "я заметалась, и все стало таким психоделическим" - это типичное описание ситуации) книга рассказывает, как естественные роды без вмешательств становятся неповторимым путем к трансцентдентности и причастию. Книга была переведена на шесть языков, продано свыше полмиллиона экземпляров.

Я рассматриваю эту книгу со смесью интереса и страха. Твердое убеждение Гаскин, что роды - это нормальная часть жизни, а не страшная медицинская процедура, оказалось бальзамом на мои раны беременной, которая наблюдалась в крупном учебном госпитале Нью-Йорка, где считалось, что моя нормальная беременность все-таки таит в себе проблемы, которые могут взять и неожиданно выпрыгнуть, словно черт из табакерки. Но мне было трудно вообразить не просто роды без обезболивания и стонов, как описывает это Гаскин, но роды со смехом, вот как смеется женщина-хиппи на фото в "Духовном Акушерстве", а в это время прорезывается головка ее ребенка. Сама идея естественных родов, казалось мне, содержит в себе другую идею, что роды "неестественные" - это провал.

С 1970-х годов Гаскин и другие акушерки Фермы приняли примерно 3000 родов у женщин, которые жили на Ферме, и у местных Амишей, которые, прочитав книги Айны Мэй, стали приезжать на Ферму , чтобы родить. Примерно 2% из этих родов закончились кесаревым сечением, с эпидуральной анестезией не рожал никто, кроме одной "принцессы на горошине", - рассказывает Гаскин, - та взяла напрокат для своей родильной комнаты белую кожаную мебель, и в конце концов потребовала доставить ее в клинику для обезболивания.

Домашние роды без вмешательств выбирает меньшинство женщин, но это меньшинство растет. В период с 2004 по 2009 год количество домашних родов увеличилось на 29%. Главным образом, больше стали рожать дома белые женщины. Недавно вышедшие документальные фильмы о беременности, такие как "Беременна в Америке", "Оргазмические роды" и "Роды как бизнес", в каждом из которых фигурирует Гаскин, представляют больничные роды как лишающие женщину ее силы.

В настоящее время около трети всех американских детей появляются на свет хирургическим путем. Большинство госпиталей в США настаивают на стимуляции родов на 41 и, тем более, на 42 неделе. Часто существуют временные рамки, если роды протекают дольше оговоренного времени, врачи настаивают на хирургическом вмешательстве, и множество докторов не будет принимать естественные роды после кесарева сечения.

Гаскин утверждает, что американский подход сослужил плохую службу матерям и детям. Соединенные Штаты тратят на здравоохранение больше, чем любая другая страна, на женское здоровье - больше, чем на все другие отрасли здравоохранения, но при этом США занимают 50 место по материнской смертности и 41 место по смертности новорожденных. Чтобы привлечь внимание к высокой материнской смертности, Айна Мэй много путешествует с лоскутным одеялом, в котором каждый лоскуток представляет американскую женщину, погибшую в родах.

Гаскин и ее коллеги-акушерки не имеют официального медицинского образования, и тот факт, что у них благополучно проходят и такие роды, которые врачи акушеры называют родами высокого риска - роды в тазовом предлежании, наличие крупного плода, естественные роды после кесарева, этот факт, говорит Айна Мэй, свидетельствует, что для большинства женщин чем меньше вмешательств, тем лучше.

По опыту Айны Мэй многие женщины не рожают в соответствии с графиком, принятым во многих госпиталях (раскрытие на 1 см в час), а у некоторых беременность может длиться 43 недели безо всяких последствий. "Кто-то может застрять на двух, пяти или семи сантиметров на несколько часов, а затем быстро раскрыться на несколько сантиметров сразу, " - говорит она. Она заметила, что вертикальное положение тела, приглушенный свет, возможность есть и пить, а также отсутствие частых осмотров ускоряет роды; в госпитале все это отнюдь не приветствуется.

Конечно, нельзя сравнивать Ферму с крупным госпиталем. Там за год рождается больше детей, чем родилось на Ферме за 30 лет. Женщины, рожающие на Ферме, уже прошли некоторый отбор, и акушерки этот отбор продолжают, отсеивая, например, женщин с медицинскими проблемами. Госпиталя тоже, без сомнения, улучшили бы свою статистику, обращайся туда только абсолютно здоровые женщины.

Тем не менее, статистика у Айны Мэй убедительная. Так правда ли, что для здоровой женщины рожать вне медицинского учреждения безопаснее, как утверждает Гаскин? В 2011 Американский Колледж Акушеров и Гинекологов признал, что "абсолютный риск запланированных домашних родов низок" , но сопроводил это мета-анализом 12 исследований домашних и больничных родов (так называемое исследование Уокса), откуда следовало, что в домашних родах риск гибели новорожденного в два-три раза выше, чем в родах больничных. Критики подняли вопрос о методологии исследования Уокса, например, оно включало незапланированные домашние роды. Защитники домашних родов указали на исследования в странах, где акушерское ведение беременности и домашние роды есть часть официального здравоохранения (в Нидерландах 30% родов - домашние), эти исследования показывают, что домашние роды так же безопасны для ребенка, как и больничные.

Я приехала в Теннесси, чтобы встретиться с Гаскин, будучи на шестом месяце беременности. Ферма производила сонное впечатление - утопическая коммуна после исчезновения первого энтузиазма коммунаров, слегка потревоженная идиллия на 1750 акрах леса. Oдна мощеная дорога соединяла паутину дорог грунтовых, где соседствовали трейлеры, хижины с солнечными батареями, построенные в традициях пермакультуры, здания под геодезическими куполами и обычные загородные дома.

Гаскин не собиралась становиться акушеркой. В 1968 году, закончив работать в Корпусе Мира, она жила в Сан-Франциско с мужем и маленькой дочкой и преподавала английский. И она, и ее муж были погружены в духовные искания и несколько раз пробовали ЛСД в надежде, как она выразилась, "открыть врата восприятия".

Айна Мэй с мужем пошли послушать Стивена Гаскина, профессора Колледжа Сан Франциско, который раз в неделю вел семинар под названием Вечерний Класс в Понедельник; там молодежь анализировала свои ощущения после приема ЛСД. "Он был немного старше нас, очень харизматичный, очень уверенный в себе, и он мог выразить то, о чем люди думали,"- вспоминает Айна Мэй.

Тонкий как тростник, ростом более шести футов, с длинными каштановыми волосами и бородой, Стивен начинал семинар лекцией, сидя по-турецки, говорил о геометрии, даосизме, Новом Завете. Затем он отвечал на вопросы. Гаскин тоже был женат и имел маленькую дочку. Скоро обе пары стали, так сказать, "семьей из четырех человек". В начале 1980-х в этой семье остались только Айна Мэй и Стивен.

В конце концов аудитория Стивена выросла до нескольких тысяч, и в 1970 году он объявил, что будет путешествовать вместе со своим семинаром. Примерно 250 его последователей решили ехать вместе с ним на нескольких автобусах. Айна Мэй, которой тогда было 29 лет, и еще 9 женщин, путешествующих с ними, были беременны. Первые роды Айны Мэй были травматичными. Ее привязали к кровати, рассекли промежность и наложили щипцы - в то время это был стандартный медицинский протокол. Остальные женщины тоже имели неприятный опыт и желали госпиталя избежать. У них был мексиканский акушерский учебник, который они изучали; они договорились помогать друг другу во время родов. Первые роды Гаскин приняла в автобусе, припаркованном возле университета Норсвестерн, где в этот момент выступал Стив Гаскин. Главным ее методом вначале было просто "хорошее отношение к женщинам". Через несколько месяцев один врач-акушер снабдил Гаскин шприцами и зажимами и научил ее основным приемам экстренной помощи. В этом путешествии за пять месяцев случилась одна смерть: не выжил сын Айны Мэй, который родился недоношенным.

Участники путешествия осели в Саммертауне, штат Теннесси, в 1971 году. Они приняли обет бедности и веганизма и начали жить коммуной. Роды почитались "таинством". Айна Мэй и еще пять женщин занимались акушерской практикой, принимая роды у 1200 членов коммуны и жителей ближних городков. Члены коммуны построили туалеты, приобрели лошадей и трактора, вспахали луга. Они открыли "молочный" магазин с продуктами на основе сои, мололи на мельнице сорго, основали свое издательство. (Хотя земля по-прежнему находится в общественном владении, в 1980-х годах Ферма во многом стала капиталистической - и это драматическое для коммуны событие, называемое "переходом").

Основателем современного движения за естественные роды стал британский врач-акушер Грантли Дик-Рид. В своей книге "Роды без страха", вышедшей в 1942 году, он утверждал, что боль в родах, главным образом, является результатом давления общества. Дик-Рид частично надеялся убедить работающих женщин вернуться домой и больше рожать; он говорил, что "не-западные" женщины, свободные от негативных убеждений о родах, рожают легче; он рекомендовал также снизить количество вмешательств.

Идеи "Родов без страха" частично совпадали с идеями Фермы ("назад к природе") и с духовными идеями Стивена Гаскина, который считал важной "групповую энергию" и "бесстрашие". Айна Мэй и другие акушерки верили, что женское тело лучше раскрывается, если энергия в комнате расслаблена, не напряжена, а сама женщина разобралась со своими страхами.Свою задачу акушерки видели в том, чтобы вернуть роды самим женщинам и показать им их истинную женскую силу.

В истории феминизма большинство придерживалось идеи убегать от природы, а не сливаться с ней. В начале 1900 годов феминизм сыграл большую роль в передаче родов от акушерок врачам и переводе их из дома в больницу. В 1915 группа суфражисток образовала Национальную Ассоциацию Сумеречного Сна. Они лоббировали доступ к скополамину - препарату, который в сочетании с морфином позволял женщинам рожать и ничего не помнить об этом впоследствии. С нашей точки зрения сумеречный сон выглядит варварством; женщины под действием этого препарата бились, словно в припадке, часто их приходилось привязывать или помещать на время родов в кровати-клетки. Но множество женщин требовали сумеречный сон, устраивая митинги, на которых рассказывали о его преимуществах: роды короче, не такие болезненные, реже требуется наложение щипцов, легче проходит восстановление после родов, лучше налаживается грудное вскармливание.

В 1975 году, когда Гаскин начала выступать за возможность родить естественно, она оказалась в оппозиции к феминисткам, чья цель была вывести женщин на рынок труда, из-под семейного ига. В 1975 году в Йеле группа феминисток освистала ее и вынудила уйти со сцены, не закончив выступления. Некоторые феминистки, такие, как теоретик движения Шуламит Файерстоун, горячо надеялись на время, когда человек сможет размножаться полностью с помощью машин.

“Симона де Бовуар говорила, что сам акт зачатия младенца непроизвольный, так что вообще-то он ничего не стоит," - рассказывает мне Гаскин, - “Женщина просто пассивный биологический инструмент. Идея состояла в том, что биология - это не предназначение, и нужно просто встать выше ее, над ней." Но, говорит Гаскин, "иметь женское тело - способность создавать жизнь, - это что-то, за что мы можем быть благодарны, а не что-то, что должно нас отталкивать".

Гаскин говорит, что поскольку во многих штатах домашние роды с акушеркой нелегальны, а больничные роды ведутся по протоколам, то многие женщины принуждены соглашаться на хирургическое вмешательство и другие ненужные им манипуляции. Для Айны Мэй выбор в родах остается областью репродуктивной свободы, которую феминизм до недавнего времени неразумно игнорировал. Она считает, что женщина должна бороться не только за свободу рожать или не рожать ребенка, но и за то, как его рожать.

В конце лекции по родам в тазовом предлежании Гаскин звонит акушерка с Фермы Памела Хант, которая только что приняла роды у женщины, приехавшей на Ферму.

Гаскин направляется в ее родильный домик. Там она видит 28-летнюю Хагино Харджис. Та лежит обнаженная на плетеной кровати с новорожденной малышкой у груди. Малышка укрыта теплым одеяльцем. Ее кожа, все еще синеватая, покрыта легким пушком и следами мекония. Через тонкую кожу век просвечивают сосудики. Пуповина, перекрученная как кабель из оптического волокна, до сих пор присоединена к плаценте, которая слегка пузырится в измазанной кровью салатнице рядом с Харджис. Звучит "Только любовь может разбить твое сердце" Нейла Янга.
Харджис приехала на машине из Кентукки вместе с мужем, трехлетним сыном и своей мамой неделю назад, так как приближался срок родов. Ее основной акушеркой была Хант, и Гаскин тоже собиралась быть на родах. Но после недели длительных прогулок, выпекания пирогов и рисования лабиринта для медитации во время родов, Харджис родила очень быстро. Хант еле успела надеть перчатки, когда вошла и увидела Харджис на четвереньках за несколько минут до рождения ребенка.

“Я собиралась позвонить,” - виновато говорит Харджис, когда Гаскин входит, “Но я не была уверена, что это "оно", потому что схватки были нечастыми."

“Ты все прекрасно сделала,”- разуверяет ее Хант.

“Mама съест ее,” - сообщает трехлетний Каназ, указывая на плаценту..

“Что вы решили насчет антибиотиков?” спрашивает Хант у Харджис и ее мужа..

Харджис явно колеблется. В госпитале новорожденным всегда за веки закладывают мазь с антибиотиком, чтобы защитить от инфекции, возможно, подхваченной при прохождении через родовые пути. В большинстве штатов эта процедура требуется по закону. Акушерки Фермы тоже ее рекомендуют - известно, что некоторые инфекции вначале протекают бессимптомно, а мазь акушерки считают безвредной. Однако некоторые женщины не хотят этого, их беспокоит введение в организм антибиотика, а также временное снижение зрения у новорожденного, они считают, что это может помешать бондингу - образованию тесной связи с ребенком. В этом случае акушерки рассказывают женщинам о рисках и предоставляют им право решить самим. У Харджис положительный тест на бактериальный вагиноз. “А что обычно люди делают?” спрашивает она Хант. “Обычно народ разделяется 50 на 50,” - объясняет Хант. “Но у большинства нет бактериального вагиноза. Ты же не хочешь, чтоб ребенок подцепил инфекцию, если это случится, ситуация неприятная.”

Харджис смотрит на мужа. “Она ведь получает антитела с молозивом,” говорит тот. “Думаю, мы обойдемся.”

На акушеров-гинекологов все время подают в суд. По сведениям Американской Ассоциации Страховок для Врачей у врачей-акушеров компенсации выше, чем у врачей любой другой специальности. Иск часто построен на том, что врачи не предложили определенное вмешательство или предложили его слишком поздно.Оценивая риски госпиталя, можно сказать, что для врачей госпиталя разумно временно ухудшить зрение множества детей (возможно, без необходимости), чтобы предотвратить единственный случай слепоты, или прокесарить какое-то количество женщин, чтобы избегнуть гибели одного новорожденного.

В мире Гаскин нет исков. Ее акушерская клиника никогда не покупала страховку, и на нее ни разу никто не подал суд. Много лет, когда Ферма была коммуной в полном смысле этого слова, Гаскин не брала денег за роды. Акушерки Фермы очень много занимались женщиной в беременность и имели крайне доверительные отношения с пациентками. Поэтому, когда в 2006 году, рассказывает Гаскин, ребенок в тазовом предлежании, которого она принимала, надолго застрял в родовых путях, и впоследствии у него оказались серьезные неврологические нарушения, то и в этом случае родители не стали предъявлять иск. “Мы подробно все обсудили, и родители не увидели причины кого-то наказывать," - объяснила мне Гаскин.

В некоторых штатах работа независимых акушерок в середине прошлого века оказалась вне закона . Через некоторое время акушерки появились, но их работа выглядела уже как работа более продвинутых медсестер под руководством врача. Сейчас сертифицированные медсестры-акушерки работают, главным образом, в крупных госпиталях и полагаются на врачей, которые передоверяют им кое-какие полномочия. В 1982 Гаскин вместе с другими акушерками создала организацию под названием Союз Акушерок Северной Америки (MANA). Позднее некоторые члены MANA помогали созданию Североамериканского Регистра Акушерок (NARM), который признает акушерок, необязательно получивших образование в медицинских учебных заведениях и нацеленное на приоритеты этих заведений. Регистр, бюро аккредитации которого находится в трейлере на Ферме, дает альтернативный сертификат и звание сертифицированной профессиональной акушерки (C.P.M.) для тех 27 штатов, где таким акушеркам разрешено практиковать.

Когда я приехала к Гаскин, она собиралась выступать как свидетель на суде акушерки (C.P.M.) Карен Карр, которая в штате Вирджиния приняла домашние роды в тазовом предлежании; ребенок погиб. Карр жила и работала в штате Мэриленд, но Вирджиния в дополнение к сертификату требует еще и лицензию, которой не было у Карр. Поэтому ей было предъявлено обвинение в убийстве по неосторожности (Карр признала себя виновной, чтобы уменьшить наказание). Я стала допытываться у Гаскин подробностей. Не лучше ли было бы именно этому ребенку родиться в госпитале? Она согласилась, что жизнь ребенка была бы спасена, но заметила, что больничные роды имеют свои собственные риски. “Что меня волнует, так это все случаи гибели женщин и детей из-за ненужного кесарева сечения, послеоперационной инфекции или врачебных ошибок," - говорит она, указывая на случаи в США и Канаде, где женщины погибали от осложнений после нескольких кесаревых сечений, сделанных по выбору женщины. Она говорит, что когда что-то идет не так в домашних родах, критики используют это как доказательство опасности родов дома, но когда женщины умирают от эмболии или послеоперационного кровотечения, никто не нападает на госпиталь. "Никто не говорит, что со стороны этих женщин рожать в госпитале - это эгоизм, никто не обвиняет саму идею больничных родов." - говорит она.

Идеи Гаскин о том, что менее медицинское окружение помогает родам прогрессировать, по-моему, имеет смысл. Но мне было неуютно при мысли о риске, каким бы маленьким он ни был, что в домашних родах что-то пойдет не так, кроме того, я думала, что могу нуждаться в обезболивании. Так что где-то в середине беременности я ушла от доктора к акушерке, но это была сертифицированная медсестра-акушерка из хорошего нью-йоркского госпиталя.

Когда настал ПДР, УЗИ показало, что ребенок весит 9,4 фунта. У меня не было гестационного диабета, я набрала немного, и все обследования показывали, что ребенок чувствовал себя прекрасно. Но размеры ребенка в сочетании с тем фактом, что он до сих пор не опустился в полость таза, беспокоили мою акушерку.

Акушерка хотела, чтобы к концу 41 недели ребенок родился, и (к моему удивлению) она предложила мне сразу идти на кесарево, не дожидаясь начала родов. Она отправила меня показаться врачу, с которым она работала. "Так или иначе, а кесарево у Вас будет,"- сказал мне доктор.

Я не хотела ни стимуляции, ни операции, так что через 8 дней после ПДР я выпила касторки, про которую известно, что она - гомеопатический стимулятор родов; и это сработало! Через 12 часов я была в госпитале с 4 см раскрытия. В госпитале у меня отошли воды, и шейка раскрылась еще на сантиметр. Но еще через два часа, за которые ничего не изменилось, мне сказали, что прогресса в родах нет. Акушерка настаивала на кесаревом сечении, говоря, что если я буду продолжать рожать, мы рискуем внутриутробной инфекцией или дистоцией плечиков. Крупные дети имеют более высокий риск получить такие осложнения, которые в редчайших случаях могут окончиться рождением мертвого ребенка или серьезной для него травмой. Невозможно определить, какой ребенок застрянет - ведь застревают и дети нормального размера, но когда они застревают, это ужасно. Дистоция плечиков - это также один из основных поводов к судебным искам.

В докладе Американского Колледжа Акушеров и Гинекологов о дистоции плечиков говорится, что если есть подозрение на крупного ребенка, то врачи с большей вероятностью ставят диагноз "слабость родовой деятельности" или рекомендуют кесарево сечение.

Сердце моего сына хорошо билось, и я хотела рожать дальше. Однако мне было трудно стоять на своем: я не спала всю ночь и хотела есть - в большинстве госпиталей женщинам в родах есть запрещено (на тот редкий случай, если им вдруг понадобится общий наркоз). Акушерка сказала нам:"Вы же не хотите, чтобы ребенок показал признаки дистресса, тогда будет уже поздно." Я выторговала себе еще два часа, за это время никуда не продвинулась и затем под давлением согласилась на операцию. Это было то самое принуждение путем исключения других возможностей, котором говорила Айна Мэй.

Меня положили, привязали руки, простыня отгораживает мой живот, и я его не вижу.Мне делают спинальную анестезию, и меня начинает колотить - это частый побочный эффект спинальной анестезии, хотя в то время я об этом не подозревала; мои зубы так стучали, что челюсть болела потом еще несколько недель. Я чувствую мгновенную острую боль - это делают разрез на животе. Моего мужа привели в операционную - он видит капли крови на полу, замечает мой озноб, он в ужасе. Тем не менее, он пытается меня подбодрить. И вскоре мы слышим крик нашего сына, и его, уже завернутого в одеяльце, дают в руки моему ошеломленному мужу. Я не могу как следует разглядеть ребенка, потому что не могу ровно держать голову. Муж тоже не может разглядеть ребенка, он слишком волнуется за меня. Анестезиолог делает мне укол -"Ты немножко поспишь,"- говорит она. Так и происходит.

Через 20 минут, когда я проснулась, и меня все еще бил озноб, и я плохо соображала, мне дали подержать сына. Он не спал и был невозможно прекрасным, с одной ямочкой на щеке, а его широко раскрытые глаза ловили информацию словно радары у спутника.

Позже, когда я уложила его у себя на коленях, его головка наклонилась вперед, и он весь свернулся клубком. Так он лежал внутри меня. Все еще под действием наркотиков и уже под действием послеродовых гормонов я зарыдала от осознания того, что произошло. И от горя. 10 лунных месяцев мы вместе росли, притираясь друг к другу, каждый менялся в ответ на изменения другого, мы вместе проживали каждый лестничный пролет, каждую танцевальную вечеринку, каждый спад настроения. То, что его отрезали от меня, ощущалось как полный разрыв, а теперь я была еще и настолько слаба, что даже не могла сама достать его из кроватки.

Мой диагноз - "слабость родовой деятельности", - причина примерно 60% всех кесаревых сечений в Америке. У Гаскин такого диагноза не бывает вообще. Когда через несколько месяцев мы с ней по телефону обсуждали мои роды, она сказала, что думает: теплая ванна, немного еды, несколько подбадривающих слов, да и просто возможность рожать не под дамокловым мечом ожидания, что сейчас что-то случится, - все это могло бы дать толчок моим родам. Сработало бы это - кто знает. Но я бы хотела, чтобы мне предложили и такие альтернативы до того, как предложили операцию, ведь никто из нас не был в критической ситуации, ни ребенок, ни я. Главное для меня, конечно, что ребенок пришел в этот мир здоровым. Тем не менее, мне бы хотелось быть в большем сознании, когда он появился на свет, и в лучшей форме в первые недели его жизни, когда у меня все болело просто при повороте на другой бок или попытке сесть. Хотелось бы, чтобы планируя следующие беременности, я не должна бы была думать о таких серьезных рисках как риск эндометриоза, риск разрыва матки или ее удаления. Теперь эти риски ожидают меня.

Но все-таки я бы все равно не поехала рожать в эту сельскую местность в Теннесси, откуда до хорошего отделения детской реанимации в Нэшвилле больше часа езды, только ради того, чтобы иметь возможность больше рассказать о своих родах. Я не стала бы рожать даже в своей квартире, в 10 минутах от ближайшего госпиталя. И хотя мне нравятся многие аспекты домашних родов, меня отталкивают те догмы, которые сопутствуют этому движению. Стремясь лучше защитить движение за естественные роды, его сторонники иногда обожествляют их; например, они говорят, что первые мгновения после рождения ребенка дают уникальную возможность бондинга (формирования связи "мать-ребенок"), и что эта возможность навеки потеряна, если в крови у матери и ребенка анестетики или другие препараты. В фильме "Роды как бизнес" мы видим ребенка, который кричит совсем один в больничной кроватке. За кадром диктор произносит: "Когда шимпанзе делают кесарево сечение, они не заботятся о своих детенышах. Все просто."

Конечно, все не так просто. И очень жаль, что возможности выбора в родовспоможении и аргументы за именно этот выбор (собственно, как и выбор и аргументация в вопросах материнства вообще) так полярны. Должна быть возможность рожать ребенка в месте, где финансово и юридически никто не заинтересован в ненужных процедурах для роженицы из группы низкого риска, и откуда есть быстрый доступ в медицинское учреждение в случае экстренной ситуации. Неправильно, что для рождения ребенка в тазовом предлежании или естественных родов после кесарева сечения женщина должна сбежать от официальной медицины. Почему нельзя признать, что что-то важное действительно утеряно из-за кесарева сечения, с помощью которого родился на свет мой ребенок, но что эта потеря поправима. Нет единственного пути к истинному материнству. Восемь месяцев рядом с сыном показали мне, что повод для радости - не один.

Автор Саманта Шапиро.
Редактор Илена Сильверман
Перевод Екатерины Житомирской